Ещё немного и случилось бы «Zа Россию»: «Плакать нельзя»

В дружной семье эмигрантки Татьяны случается несчастье: её муж попадает в плен в Сирии. Измученная и встревоженная Татьяна срывается на непослушном сыне Коле, и он жалуется ювенальным работникам на нерадивую мать. Мальчик надеется лишь отстоять свою независимость, но перебарщивает — и его оставляют в приюте, а Татьяне грозятся лишить возможности даже видеть сына. Мать и ребёнок начинают борьбу друг за друга с разных сторон стены, выстроенной системой, а история, начавшаяся как семейная драма, постепенно преображается в триллер с детективными нотами.

Эта картина Натальи Назаровой — не строго авторский проект, а контракт с продюсерской идеей Вадима Быркина. Тем интереснее наблюдать, как режиссёрские решения вклиниваются в готовую историю, развивают её, делают интереснее и сложнее. Начальный контекст «Плакать нельзя» сосредотачивается на несовершенствах западной ювенальной юстиции. Фильм жёстко, почти агитационно критикует систему, при которой права ребёнка ставятся выше прав родителей, а несовершенства закона приводят к ошибкам и разрушают семьи. Местами кажется, что фильм вот-вот скатится в откровенную пропаганду, — и всё-таки на самом краю останавливается и вдруг начинает рассматривать проблему с другой стороны, пытаясь выследить причины и применяя свежие образы.

Почерк Натальи Назаровой фокусируется на тонкостях детско-родительских отношений и семейного насилия. Для режиссёра это близкая и важная тема, которая даётся ей особенно хорошо. Картина «Простой карандаш», вышедшая в 2019 году, рассуждает о «потерянных» детях из глубинки, о пути учителя — и тоже спрашивает зрителя: что такое воспитание и каким оно должно быть? Как сохранить добро в ребёнке, где кончается педагогика и начинается насилие?

Как и в «Простом карандаше», в новом фильме Назарова не хочет давать однозначных ответов. Оставаясь на стороне главной героини, режиссёр не обожествляет её материнскую роль, а исследует с разных ракурсов. Наталья Ольсен получилась неоднозначной: местами наивной и глупой, раздражающей, местами трогательной, сильной и мудрой. Коля тоже не похож на архетипичного «киношного» ребёнка — он живой и настоящий. Его сила и слабость — в доверчивости, энергии и желании подчинить себе весь мир. Таким сложным портретом Назарова как будто обводит в кружок самую суть конфликта детей и родителей. Строптивая инфантильность ребёнка постоянно ударяется о рациональность взрослых, и порой совсем непонятно, на чью сторону встать в очередной битве.

А ещё в этом хрупком и многогранном мире существует ювенальная служба. Она должна взять на себя роль судьи и удерживать золотую середину: защищать права ребёнка и при этом беречь институт семьи. Удержать этот баланс нелегко. Но если ситуации, где служба бездействует, очевидны, то её «перегибы» куда интереснее. Возможно, продюсерская идея действительно состояла в том, чтобы «обругать» Европу, но научный и художественный интерес Натальи Назаровой фокусируется на теме как на малоизученной крайности. Режиссёр решила посмотреть, как именно работает такая система, и понять, почему даже самые развитые и внимательные службы дают сбой, действуя против самих же детей и родителей. Именно поэтому в сюжете есть не только семейная точка зрения, но и диалоги антагонистов-соцработников. Они дают зрителю возможность понять и логику государственной машины: закон есть закон, и если проблема появилась, то виновата не система, а человек, который из неё выпал.

Этот объективный и всесторонний взгляд на проблему ювенальных служб, впрочем, не мешает фильму делать конкретные выводы. Показывая разные культуры и формы общения на примере приёмных семей Коли, Назарова уважительно, но твёрдо отмечает: каждый сам решает, как воспитывать своих детей. И то, что Коля остаётся верен своим семейным традициям, — факт, с которым нужно считаться. Этот консерватизм заметен и в религиозных мотивах фильма: например, второстепенный герой Янковского берёт на себя роль грешника и мученика, помогая своим, изощрённым способом, восстановить справедливость и воссоединить семью. Его портрет ассоциируется и дополняется образом рыбы — классическим христианским символом, намекающим на искупление и жертву.

Стройная и многослойная идея Назаровой искажается сценарными огрехами и плохо выдержанной динамикой фильма. Сюжет будто постоянно рвётся вперёд и требует всё больше движения, смены кадров и новых лиц, перебивая задумчивую, исследовательскую атмосферу картины. Может быть, «Плакать нельзя» боялся наскучить зрителю, а может, изначально был нацелен на другой формат, но по-смешному нелепые сцены и диалоги возникают в фильме каждые несколько минут. Персонаж Алексея выпускает нарочито грубые и шовинистские реплики, шутит про фекалии, спрашивает, от чего воняет — от него или от пива. Диалоги с Алексеем похожи на кадры из дешёвой комедии, а погони и перестрелки превращают рассудительную, почти философскую картину в сериал про ментов и бандитов.

Из-за этих логических и атмосферных нестыковок создаётся ощущение, что Назарова и её коллеги хотели снять два разных фильма. Здорово, что режиссёрское видение в целом оказалось сильнее и не утонуло в пропагандистской, плохо слепленной истории про злых соцработников и несчастную семью. Грустно, что Назаровой как будто не дали завершить свою мысль до конца и сделать нечто более похожее на «Простой карандаш» — печальное и светлое, объективное, но авторское. Интересно, какая сторона картины станет более заметной для широкого зрителя — светлая или тёмная?